На берегу Москвы-реки в один жаркий день 1853 г. в тени липы лежали двое молодых людей. Один был двадцатитрехлетний Берсенев Андрей Петрович, который только что стал третьим кандидатом Московского университета, и впереди у него еще была учёная карьера. А второй был Павлом Яковлевичем Шубиным, который был талантливым скульптором. Они спорили о природе и роли человека в ней. Берсенев говорил о том, что природа сама по себе значительна и совершенна, и на ее фоне человек не совершенен, и появляется даже какая-то тоска и грусть. Шубин же говорил о том, что нужно не думать, а жить. Нужно свое сердце наполнить любовью и тогда, все будет хорошо, так как человек желает счастья и любви. На это Берсенев говорит о том, что кроме счастья есть другие ценности. Также он говорит, о том, что любовь ценна, только если это любовь к родине, свободе, науке, но не ради себя. Но Шубин с этим не согласен, так как он хочет любить для себя.
Помолчав молодые люди стали разговаривать об обыденном. Берсенев недавно встречался с Инсаровым. И он решил его познакомить с семейством Стаховых и с Шубиным. Инсаров был или болгарином или сербом. Стахова Анна Васильевна, является троюродной тётушкой Шубина, она дала Павлу деньги для того,чтобы он выучился на скульптора.
В этой семье главой является Стахов Николай Артемьевич, который является сыном отставного капитана, и который с юности о выгодной женитьбе мечтал. Когда ему было двадцать пять, исполнив свою мечту, он женился на Шубиной Анне Васильевне, но очень быстро ему стало скучно и он сошелся с вдовой Августиной Христиановной, но и с ней он тоже заскучал. Анна Васильевна неверность мужа терпит, но ей все таки больно. Шубин вместе с ними живет уже пять лет, с того момента, когда у него умерла мать. Она была доброй и умной француженкой, его отец умер раньше матери. Ему нравится Елена Николаевна, дочь Стаховых, но он не упускает возможности приударить за пухленькой семнадцатилетней Зоей, которая является компаньонкой Елены. Если кто-то терял уважение Елены, то этот человек для нее переставал существовать.
Елене Николаевне недавно исполнилось двадцать лет, она достаточно привлекательна, но в ней есть что-то, что нравится не каждому. С детства ее интересовала жизнь голодных, нищих и больных животных и людей. В десять лет Елена заботилась о бедной девочки Кати, но она потом умерла. С шестнадцати лет он уже жила собственной жизнью, но была одинока. Шубину она отказала, причиной этому было его аристократическое непостоянство. Берсенев же нравился ей, но только лишь по тому, что был образованным и умным человеком, который рассказывал об Инсарове. Елену заинтересовал этот болгарин.
Когда Инсаров был ребёнком, у него похитил и убил его мать, турецкий ага. Его отец старался отомстить, но его расстреляли, и в восемь лет, он остался сиротой. Дмитрий приехал к тетке в Россию, но спустя двенадцать лет вернулся в Болгарию. Берсенев у Инсарова видел рубец, который остался от раны. Инсаров aге не мстил. Когда Инсаров приехал на дачу к Берсеневу, он в первый же день проснулся в четыре утра, изучил окрестности Кунцева, искупавшись и выпив стакан молока, сразу же принялся за работу. Когда Елена в первый раз увидела Дмитрия Никаноровича, то он на нее произвёл не очень хорошее впечатление, так как она после рассказов Берсенева, ожидала большего. Но один случай подтвердил оценку Берсенева.
Анна Васильевна, захотела показать своей дочери и Зое красоту Царицына. Туда они поехали большой компанией. Им понравилась природа. Зоя даже пела во время прогулки на лодке. Одна компания немцев прокричала ей бис, но на них внимания не обратили. Потом эта компания им встретилась на берегу. Из той компании к Зои подошел высокий мужчина требовать в виде поцелуя удовлетворения, за то, что Зоя на их аплодисменты и бисирование не ответила. Шубин стал пьяного нахала ставить на место, но только его разозлил. Но тут пришел Инсаров и потребовал, чтобы нахал прочь пошел. Мужчина хотел накинуться на Инсарова, но тот схватил его и бросил в пруд. В своем дневнике Елена призналась в том, что влюбилась в него. Для Елены известие об отъезде Инсарова, было ударом. Однажды Инсаров сказал Берсеневу о том, что если бы он влюбился, то специально уехал бы, так как для него долг важнее чувства. Все это слышала Елена, и решила сама идти к Инсарову.
Она призналась ему в любви. Инсаров спросил о том, что готова ли она ехать за ним повсюду. Елена ответила согласием, а он сказал, что теперь они муж и жена. К Стаховых стал приезжать Курнатовский, который является обер-секретарем в сенате. Его Стахов предлагает в мужья Елене. Инсарову присылают тревожные письма из Болгарии, и он готовиться немедленно к отъезду. Один раз он под ливень попал, и наследующий день у него поднялась сильная температура. Восемь дней Инсаров был между жизнью и смертью. Все это время Берсенев ухаживает за больным и о его состоянии сообщает Елене. Наконец к ему становится немного лучше. Елена хочет уже увидеть любимого, и она приходит к нему в лёгком шёлковом платье, счастливая. Они долго разговаривают, но их свидание тайное.
Лена признается Николаю Артемьевичу в том, что она любит Инсарова, и что они уезжают в Болгарию. Анна Васильевна падает в обморок. Николай Артемьевич хочет отчитать дочь, но в это время Шубин сообщает о приезде Августины Христиановны. Николай Артемьевич разговаривает с Уваром Ивановичем, который является шестидесятилетним отставным офицером, который живёт у Стаховых. Молодые едут в Венецию. От туда они едут в Сербию, а потом в Болгарию. Им остаётся только дождаться Рендича, старого морского волка, который через море их переправит. В один день Инсарову становится хуже, у него опять поднялся жар. Елена засыпает и ей снится сон, где она видит лодку на Царицынском пруду, которая потом оказалась в неспокойном море, но неожиданно налетел снежный вихрь, и она оказывается в повозке, а рядом Катя. Неожиданно повозка в снежную пропасть летит, Катя смеясь зовёт её из бездны. Елена поднимает голову и перед собой видит бледного Инсарова, который говорит о том, что он умирает.
К приходу Рендича Инсаров уже умер. Елена уговорила моряка отвезти ее и гроб с телом мужа на его родину. Анна Васильевна через три недели получила из Венеции письмо от дочери, в котором она пишет о том, в Болгарию едет, а также о том, что она искала счастья, но возможно найдет смерть. Дальнейшая судьба Елены не известна. Кто-то говорил, что ее видели в Герцеговине при войске сестрой милосердия в неизменном чёрном наряде. Дальше ее никто не видел. Шубин, иногда переписывался с Уваром Ивановичем.
Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Накануне». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.
В один из самых жарких дней 1853 г. на берегу Москвы-реки в тени цветущей липы лежали двое молодых людей. Двадцатитрехлетний Андрей Петрович Берсенев только что вышел третьим кандидатом Московского университета, и впереди его ждала учёная карьера. Павел Яковлевич Шубин был скульптором, подававшим надежды. Спор, вполне мирный, касался природы и нашего места в ней. Берсенева поражает полнота и самодостаточность природы, на фоне которых яснее видится наша неполнота, что порождает тревогу, даже грусть. Шубин же предлагает не рефлектировать, а жить. Запасись подругой сердца, и тоска пройдёт. Нами движет жажда любви, счастья - и больше ничего. «Да будто нет ничего выше счастья?» - возражает Берсенев. Не эгоистичное ли, не разъединяющее ли это слово. Соединить может искусство, родина, наука, свобода. И любовь, конечно, но не любовь-наслаждение, а любовь-жертва. Однако Шубин не согласен быть номером вторым. Он хочет любить для себя. Нет, настаивает его друг, поставить себя номером вторым - все назначение нашей жизни.
Молодые люди на этом прекратили пиршество ума и, помолчав, продолжили разговор уже об обыденном. Берсенев недавно видел Инсарова. Надо познакомить его с Шубиным и семейством Стаховых. Инсаров? Это тот серб или болгарин, о котором Андрей Петрович уже рассказывал? Патриот? Уж не он ли внушил ему только что высказанные мысли? Впрочем, пора возвращаться на дачу: опаздывать к обеду не следует. Анна Васильевна Стахова, троюродная тётушка Шубина, будет недовольна, а ведь Павел Васильевич обязан ей самой возможностью заниматься ваянием. Она даже дала деньги на поездку в Италию, да Павел (Поль, как она звала его) потратил их на Малороссию. Вообще семейство презанимательное. И как у подобных родителей могла появиться такая незаурядная дочь, как Елена? Попробуй-ка разгадать эту загадку природы.
Глава семейства, Николай Артемьевич Стахов, сын отставного капитана, смолоду мечтал о выгодной женитьбе. В двадцать пять он осуществил мечту - женился на Анне Васильевне Шубиной, но скоро заскучал, сошёлся с вдовой Августиной Христиановной и скучал уже в её обществе. «Глазеют друг на друга, так глупо...» - рассказывает Шубин. Впрочем, иногда Николай Артемьевич затевает с ней споры: можно ли человеку объездить весь земной шар, или знать, что происходит на дне морском, или предвидеть погоду? И всегда заключал, что нельзя.
Анна Васильевна терпит неверность мужа, и все же больно ей, что он обманом подарил немке пару серых лошадей с её, Анны Васильевны, завода.
Шубин живёт в этом семействе уже лет пять, с момента смерти матери, умной, доброй француженки (отец скончался несколькими годами раньше). Он целиком посвятил себя своему призванию, но трудится хотя и усердно, однако урывками, слышать не хочет об академии и профессорах. В Москве его знают как подающего надежды, но он в свои двадцать шесть лет остаётся в том же качестве. Ему очень нравится дочь Стаховых Елена Николаевна, но он не упускает случая приволокнуться и за пухленькой семнадцатилетней Зоей, взятой в дом компаньонкой для Елены, которой с ней не о чем говорить. Павел заглазно называет её сладковатой немочкой. УВЫ, Елена никак не понимает «всей естественности подобных противоречий» артиста. Отсутствие характера в человеке всегда возмущало её, глупость сердила, ложь она не прощала. Стоило кому-то потерять её уважение, и тот переставал существовать для неё.
Елена Николаевна натура незаурядная. Ей только что исполнилось двадцать лет, она привлекательна: высокого роста, с большими серыми глазами и темно-русой косой. Во всем её облике есть, однако, что-то порывистое, нервическое, что нравится не каждому.
Ничто никогда не могло удовлетворить её: она жаждала деятельного добра. С детства тревожили и занимали её нищие, голодные, больные люди и животные. Когда ей было лет десять, нищая девочка Катя стала предметом её забот и даже поклонения. Родители очень не одобряли это её увлечение. Правда, девочка скоро умерла. Однако след от этой встречи в душе Елены остался навсегда.
С шестнадцати лет она жила уже собственной жизнью, но жизнью одинокой. Её никто не стеснял, а она рвалась и томилась: «Как жить без любви, а любить некого!» Шубин быстро был отставлен по причине своего артистического непостоянства. Берсенев же занимает её как человек умный, образованный, по-своему настоящий, глубокий. Вот только зачем он так настойчив со своими рассказами об Инсарове? Эти рассказы и пробудили живейший интерес Елены к личности болгарина, одержимого идеей освобождения своей родины. Любое упоминание об этом будто зажигает в нем глухой, неугасимый огонь. Чувствуется сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти. А история его такова.
Он был ещё ребёнком, когда его мать похитил и убил турецкий ага. Отец пытался отомстить, но был расстрелян. Восьми лет, оставшись сиротой, Дмитрий прибыл в Россию, к тётке, а через двенадцать вернулся в Болгарию и за два года исходил её вдоль и поперёк. Его преследовали, он подвергался опасности. Берсенев сам видел рубец - след раны. Нет, Инсаров не мстил aге. Его цель обширнее.
Он по-студенчески беден, но горд, щепетилен и нетребователен, поразительно работоспособен. В первый же день по переезде на дачу к Берсеневу он встал в четыре утра, обегал окрестности Кунцева, искупался и, выпив стакан холодного молока, принялся за работу. Он изучает русскую историю, право, политэкономию, переводит болгарские песни и летописи, составляет русскую грамматику для болгар и болгарскую для русских: русскому стыдно не знать славянские языки.
В первый свой визит Дмитрий Никанорович произвёл на Елену меньшее впечатление, чем она ожидала после рассказов Берсенева. Но случай подтвердил верность оценок Берсенева.
Анна Васильевна решила как-то показать дочери и Зое красоты Царицына. Отправились туда большой компанией. Пруды и развалины дворца, парк - все произвело прекрасное впечатление. Зоя недурно пела, когда они плыли на лодке среди пышной зелени живописных берегов. Компания подгулявших немцев прокричала даже бис! На них не обратили внимания, но уже на берегу, после пикника, вновь встретились с ними. От компании отделился мужчина, огромного роста, с бычьей шеей, и стал требовать сатисфакции в виде поцелуя за то, что Зоя не ответила на их бисирование и аплодисменты. Шубин витиевато и с претензией на иронию начал увещевать пьяного нахала, что только раззадорило его. Тут вперёд выступил Инсаров и просто потребовал, чтобы тот шёл прочь. Быкоподобная туша угрожающе подалась вперёд, но в тот же миг покачнулась, оторвалась от земли, поднятая на воздух Инсаровым, и, бухнувшись в пруд, исчезла под водой. «Он утонет!» - закричала Анна Васильевна. - «Выплывет», - небрежно бросил Инсаров. Что-то недоброе, опасное выступило на его лице.
В дневнике Елены появилась запись: «...Да, с ним шутить нельзя, и заступиться он умеет. Но к чему эта злоба?.. Или нельзя быть мужчиной, бойцом, и остаться кротким и мягким? Жизнь дело грубое, сказал он недавно». Тут же она призналась себе, что полюбила его.
Тем большим ударом оказывается для Елены новость: Инсаров съезжает с дачи. Пока лишь Берсенев понимает, в чем дело. Друг как-то признался, что если бы влюбился, то непременно уехал бы: для личного чувства он не изменит долгу («...Мне русской любви не нужно...»). Услышав все это, Елена сама отправляется к Инсарову.
Тот подтвердил: да, он должен уехать. Тогда Елене придётся быть храбрее его. Он, видно, хочет заставить её первой признаться в любви. Что же, вот она и сказала это. Инсаров обнял её: «Так ты пойдёшь за мной повсюду?» Да, пойдёт, и её не остановит ни гнев родителей, ни необходимость оставить родину, ни опасности. Тогда они - муж и жена, заключает болгарин.
Между тем у Стаховых стал появляться некто Курнатовский, обер-секретарь в сенате. Его Стахов прочит в мужья Елене. И это не единственная опасность для любящих. Письма из Болгарии все тревожнее. Надо ехать, пока это ещё возможно, и Дмитрий начинает готовиться к отъезду. Раз, прохлопотав весь день, он попал под ливень, вымок до костей. Наутро, несмотря на головную боль, продолжил хлопоты. Но к обеду появился сильный жар, а к вечеру он слёг совсем. Восемь дней Инсаров находится между жизнью и смертью. Берсенев все это время ухаживает за больным и сообщает о его состоянии Елене. Наконец кризис миновал. Однако до настоящего выздоровления далеко, и Дмитрий ещё долго не покидает своего жилища. Елене не терпится увидеть его, она просит Берсенева в один из дней не приходить к другу и является к Инсарову в лёгком шёлковом платье, свежая, молодая и счастливая. Они долго и с жаром говорят о своих проблемах, о золотом сердце любящего Елену Берсенева, о необходимости торопиться с отъездом. В этот же день они уже не на словах становятся мужем и женой. Свидание их не остаётся тайной для родителей.
Николай Артемьевич требует дочь к ответу. Да, признается она, Инсаров - её муж, и на будущей неделе они уезжают в Болгарию. «К туркам!» - Анна Васильевна лишается чувств. Николай Артемьевич хватает дочь за руку, но в это время Шубин кричит: «Николай Артемьевич! Августина Христиановна приехала и зовёт вас!»
Через минуту он уже беседует с Уваром Ивановичем, отставным шестидесятилетним корнетом, который живёт у Стаховых, ничего не делает, ест часто и много, всегда невозмутим и выражается примерно так: «Надо бы... как-нибудь, того...» При этом отчаянно помогает себе жестами. Шубин называет его представителем хорового начала и чернозёмной силы.
Ему Павел Яковлевич и высказывает своё восхищение Еленой. Она ничего и никого не боится. Он её понимает. Кого она здесь оставляет? Курнатовских, да Берсеневых, да вот таких, как он сам. И это ещё лучшие. Нет пока у нас людей. Все либо мелюзга, гамлетики, либо темнота и глушь, либо переливатели из пустого в порожнее. Кабы были меж нами путные люди, не ушла бы от нас эта чуткая душа. «Когда у нас народятся люди, Иван Иванович?» - «Дай срок, будут», - отвечает тот.
И вот молодые в Венеции. Позади трудный переезд и два месяца болезни в Вене. Из Венеции путь в Сербию и потом в Болгарию. Остаётся дождаться старого морского волка Рендича, который переправит через море.
Венеция как нельзя лучше помогла на время забыть тяготы путешествия и волнения политики. Все, что мог дать этот неповторимый город, любящие взяли сполна. Лишь в театре, слушая «Травиату», они смущены сценой прощания умирающей от чахотки Виолетты и Альфреда, её мольбой: «Дай мне жить... умереть такой молодой!» Ощущение счастья оставляет Елену: «Неужели же нельзя умолить, отвратить, спасти Я была счастлива... А с какого права?.. А если это не даётся даром?»
На другой день Инсарову становится хуже. Поднялся жар, он впал в забытье. Измученная, Елена засыпает и видит сон: лодку на Царицынском пруду, потом оказавшуюся в беспокойном море, но налетает снежный вихрь, и она уже не в лодке, а в повозке. Рядом Катя. Вдруг повозка летит в снежную пропасть, Катя смеётся и зовёт её из бездны: «Елена!» Она поднимает голову и видит бледного Инсарова: «Елена, я умираю!» Рендич уже не застаёт его в живых. Елена упросила сурового моряка отвезти гроб с телом мужа и её саму на его родину.
Через три недели Анна Васильевна получила письмо из Венеции. Дочь едет в Болгарию. Для неё нет теперь другой родины. «Я искала счастья - и найду, может быть, смерть. Видно... была вина».
Достоверно дальнейшая судьба Елены так и осталась невыясненной. Некоторые поговаривали, что видели её потом в Герцеговине сестрой милосердия при войске в неизменном чёрном наряде. Дальше след её терялся.
Шубин, изредка переписываясь с Уваром Ивановичем, напомнил ему давний вопрос: «Так что же, будут ли у нас люди?» Увар Иванович поиграл перстами и устремил вдаль свой загадочный взор.
Связь романа с общественной жизнью. Роман Тургенева «Накануне» (1859) имеет связь с событиями русской общественной жизни того времени. Он вышел в эпоху, непосредственно следовавшую за концом неудавшейся Крымской кампании , когда ждали важных преобразований государственной жизни и реформ в различных её областях. Это была эпоха чрезвычайного общественного оживления. Для решения ближайших задач жизни требовались люди с энергией и знанием жизни, люди дела, а не рассуждений и мечтаний, – вроде Рудина . Тип этих «новых людей» уже нарождался. И Тургенев, захваченный событиями переживаемой эпохи, захотел отразить данный момент жизни и изобразить новые чувства и мысли этих новых людей и их влияние на старую неподвижную жизнь.
Тургенев. Накануне. Аудиокнига
Новые типы в романе. Уголком для воспроизведения Тургенев выбрал старинную помещичью семью, где протекала заплесневевшая тихая жизнь людей прежнего уклада и где чуялось брожение молодых сил, подымавшихся навстречу движению новой жизни. Представителем протестующей стороны явилась молодая девушка Елена , первая ласточка новой эпохи, у которой есть общие черты с Лизой Калитиной из «Дворянского гнезда ». Человеком дела, новым типом, сменившим Рудинский тип, явился болгарин Инсаров. Роман своим появлением вызвал большой шум в печати и обществе, явился крупным событием русской жизни; им зачитывалась вся интеллигентная Россия. Добролюбов посвятил ему обширную статью. Облик Елены в галерее Тургеневских женщин занимает своеобразное место.
Параллель между Лизой Калитиной и Еленой. Подобно Лизе, Елена в романе «Накануне» – девушка с живым и сильным характером, неудовлетворенная окружающей жизнью и рвущаяся к жизни другой, более согласной с потребностями её ума и души. Но между тем как Лиза вся погружена и свою внутреннюю жизнь и имеет определенные, ею самой решенные цели дальнейшей жизни, Елена жизненного содержания в себе самой не находит. Она не мечтательна и не религиозна; она ищет какого-либо общественного дела, которое заняло бы её ум и руки.
Если духом времени и новыми задачами и потребностями жизни можно объяснить замену «лишних людей», Рудиных и Бельтовых , людьми дела – Инсаровыми, то такую же эволюцию видим мы и в типе женщины: вместо Лизы, целиком обращенной внутрь себя и живущей своей индивидуальной глубокой жизнью, ставящей себе задачи жизни чисто личные, – мы видим теперь Елену, томящуюся в бездействии и ищущую живой, горячей работы среди людей и на пользу людей. Разница лишь та, что «лишние люди» в противоположность людям дела были слабохарактерны, между тем как и Лиза и Елена в равной степени обладают силой воли, стойкостью и упорством в следовании намеченным целям.
Черты натуры Елены. Основной чертой натуры Елены следует признать именно её активность, её жажду деятельности. Она с детства ищет приложения своим силам, ищет возможности быть полезной и делать что-нибудь нужное для кого-либо. Предоставленная в детстве самой себе, Елена росла и развивалась самостоятельно. Болезненная мать и слабохарактерный отец мало вмешивались в жизнь ребенка. Елена привыкла считаться с детства с самой собой, сама выдумывала себе игры и занятия, сама находила решения всего сначала ей непонятного, сама доходила до определенных выводов и решений.
Самостоятельность. Жажда деятельности. Это укрепило присущую её натуре черту самостоятельности, это же развило в ней ту определенность взглядов и мнений, при которой бывает трудно считаться с чужими и новыми взглядами, несогласными с принятыми раньше. Выросшая в круге определенных мнений и взглядов, Елена с ними и осталась, не интересуясь тем, что вне этого круга, будучи резко-нетерпимой к чуждым взглядам. Среди того, что окружало ее в отцовском доме, все казалось ей безжизненным и пустым. Она смутно ждала каких-то великих дел, свершения подвигов и томилась вынужденным бездействием. Будучи ребенком, она собирала вокруг себя нищих, бездомных, калек, жалких собак, больных птиц, деятельно заботясь обо всех и находя в этом большое удовлетворение. Одна из её подруг, бездомная девочка Катя рассказывает Елене о том, как живется им, нищим беднякам. Перед Еленой развертывается мир страданий, нищеты, ужаса, и решение её деятельно служить людям еще более укрепляется.
Сделавшись взрослой барышней, она живет все так же одинокой и самостоятельной жизнью, еще более чувствуя пустоту и неудовлетворенность своей жизнью и с тоской ища какого-либо выхода. Окружающие ее люди ей чужды и она поверяет свои одинокие мысли и чувства лишь страницам дневника. Ее раздражают двое более близких ей знакомых – художник Шубин и ученый Берсенев тем, что оба они погружены в свою работу и в интересы своей личной жизни и ведут – один беспечную и эгоистическую, другой – сухую и вялую жизнь. Елене хочется найти человека с живой, кипящей энергией, обращенного целиком к задачам и нуждам окружающей жизни, готового радостно идти на жертвы и подвиги.
Словом, в её девических мечтах ей мерещится герой. Он придет и укажет ей, куда пойти и что делать, и наполнит её жизнь живым делом, превратит эту жизнь в деятельную, бодрую и радостную. Но герой не приходит, и Елена жалуется в дневнике на свою беспомощность и неудовлетворенность. «О, если бы мне кто-нибудь сказал – вот что ты должна делать, – пишет она. – Быть доброй – этого мало; делать добро, да, – это главное в жизни. Но как делать добро?»
Влияние Инсарова. Первые известия об Инсарове (см. о нём в статье Образ Инсарова в романе «Накануне») её взволновали. Она узнала, что он – общественный деятель, что он добивается освобождения своей родины. В жизни этого человека были высокие цели, он готовился всего себя отдать на служение благу родины. Это дало толчок воображению Елены. Ей стал рисоваться облик героя, который весьма мало походил на настоящего Инсарова, что и разочаровало в начале Елену. Но, познакомившись с ним, она отметила в нем черты силы, упорства, сосредоточенности в достижении намеченных целей. Главным же было то, что вся жизнь Инсарова была заполнена одной целью и подчинена ей, что он знает, куда идет, что есть, над чем трудиться и чего добиваться. Елена же страдает именно отсутствием жизненного содержания, живых целей, которые ее бы захватили и наполнили всю её жизнь.
В конце концов, для неё начинает становиться ясным, что героизм сопровождается не какими-либо эффектами и громкими фразами, но что показателем его является именно упорство, стойкость, преданность делу и твердое спокойствие, с каким дело неизменно осуществляется. Все эти качества Инсарова дают ему в глазах Елены решительный перевес над двумя другими её знакомыми. Все интересы эстетические Шубина, вопросы искусства и впечатления поэзии, так же, как и интересы мира научного бледнеют перед ореолом, окружающим Инсарова. Полюбивши его, девушка смело и решительно идет с ним в новый край, в новую жизнь, полную тревог, труда и опасностей, покидает родных и близких. В этом шаге своем она не испытывает никакой ломки взглядов и убеждений, но, наоборот, остается верна себе. Её близость с Инсаровым объясняется значительным сходством их натур и взглядов. Вместе с Инсаровым она ставить выше всего интересы общественные; так же, как Инсаров, она отвергает мир художественных интересов, будучи нетерпимой ко всему, что чуждо её миру.
Когда Инсаров умирает, она остается верна делу мужа и всему, что их связывало и наполняло их жизнь. Упорная и стойкая в следовании принятым путям, она и после мужа идет к той же цели, свято чтя память мужа. На все упорные просьбы родных вернуться на родину Елена отвечает отказом и остается в Болгарии, которая была целью трудов и жизни мужа. Навсем протяжении романа образ Елены выдержан, как новой женщины, твердой и сильной, хотя немного узкой, ибо преданность одним интересам мешала ей интересоваться и знать другие важные и глубокие стороны жизни.
Шубин. Полную противоположность Инсарову представляет Шубин. Это натура артистическая, натура тонко впечатлительного художника, для которого слишком сильны соблазны внешних красивых и ярких впечатлений, для того чтобы он мог им не отдаться. И жизнь Шубина проходит в смене непосредственных впечатлений жизни за работою в его мастерской скульптора. Легко поддающийся всем впечатлениям, подвижный и легкомысленный Шубин часто возмущает Елену своим эпикурейством , своим слишком легким взглядом на жизнь.
Но есть и серьезное в жизни Шубина: это область творчества и впечатления красоты природы и искусства. Над ним сильны очарования красоты, и он не мог бы физически подавить в себе потребность художественной натуры. Он не способен к делу, к практической работе, как Инсаров; он обладает натурой созерцательной, глубоко воспринимающей впечатления живой жизни и делающей их материалом для художественного воплощения их в произведениях творчества.
Берсенев. Что касается Берсенева, то он – теоретик, человек мысли, логических выкладок и рассуждений. Он кабинетный ученый, для которого самое важное и приятное – жить не в непосредственной жизни и не в практической общественной работе, а в кабинете ученого, где собраны результаты труда человеческой мысли. Его научные интересы очень далеки от окружающей его жизни, самые же работы его носят характер сухости и педантизма. Но, как человек, близкий к идеалистам 1830-х и 1840-х годов (ученик Грановского ), Берсенев не чужд интересов и философских. Сравнительно с Инсаровым он, как и Шубин, люди старого типа, плохо понимающие этих новых людей жизненного, практического дела.
Вследствие этих-то различий в чертах натур, Елена и почувствовала большую близость к Инсарову, болгарину по происхождению. Относительно того, что персонаж романа, выведенный как общественный деятель, оказался не русским, делались догадки, что среди русских Тургенев подобного типа еще не находил. Отчасти на это отвечает нам автор устами Увара Ивановича, пророчащего в ответ на вопрос Шубина, что и у нас народятся такие люди.
Сообщение-доклад по произведению И.С. Тургенева «Накануне» План 1. Краткое содержание романа 2. Главный герой романа и идея, которую он выражает. 3. Проверка героя на гениальность и «натуру». Выдерживает ли он испытания. 4. Почему в романе Тургенева особое место занимает испытание любовью. 5. Смысл финала романа 1. Действие романа начинается летом 1853 года в подмосковном дачном Кунцеве. В Елену, двадцатилетнюю дочь столбового дворянина Николая Артемьевича Стахова и Анны Васильевной Стаховой, уроженки Шубиной, влюблены двое молодых людей – 26-летний Павел Яковлевич Шубин, художник-ваятель и 23- летний Андрей Петрович Берсенев – начинающий филосов, третий кандидат Московского университета. Елена с бульшей симпатией относится именно к Берсеневу, что вызывает у Шубина досаду и ревность, но это никак не сказывается на его дружбе с Берсеневым. Друзья совершенно разные: если Шубин, как и подобает художнику, видит всё остро и ярко, хочет быть «номером первым» и жаждет любви-наслаждения, то Берсенев более сдержан, считает назначение своей жизни – поставить себя «номером вторым» и любовь для него прежде всего – жертвенность. Сходной точки зрения придерживается и Елена. Она всем старается помочь и защитить, покровительствует, встречающимся ей притесняемым животным, птицам, насекомым, оказывает благотворительность и раздаёт милостыню. Берсенев приглашает в Кунцево своего друга по университету болгарина Инсарова. Дмитрий Никанорович Инсаров – железный по духу человек, патриот своей родины. Он приехал образовываться в Россию с одной единственной целью – применить затем полученные знания в деле освобождения родной Болгарии от турецкого ига. Берсенев знакомит Инсарова с Еленой. Между Инсаровым и Еленой вспыхивает светлая, настоящая, взаимная, бескорыстная, чувственная любовь. Берсенев, оставаясь верным своим принципам, отходит в сторону. Страстно влюблённый Инсаров, верно служа своему главному предназначению пытается заглушить любовь своим отъездом, дабы загодя оградить свою избранницу, ждущим её страшным испытаниям. Однако, Елена в последнюю минуту первой открывается Инсарову и признаётся, что дальнейшей своей жизни без него не видит. Инсаров отдаётся во власть чувствам, но о цели своей жизни забыть не может и готовиться к отъезду в Болгарию. Елена не знает для себя другого, как последовать за столь любимым ею человеком. В поисках решения трудностей задачи выезда из России Инсаров простужается и тяжело заболевает. Берсенев и Елена выхаживают его. Инсаров немного поправляется и тайно венчается с Еленой. Благодаря «доброжелателям» эта тайна раскрывается и служит откровенным ударом для родителей Елены, которые видят её будущее в замужестве с коллежским советником Егором Андреевичем Курнатовским. Однако благодаря любви Анны Андреевной к дочери, брак Елены и Инсарова всё же благославляется и финансово поддерживается. В ноябре Елена и Инсаров уезжают из России. Инсарову нет прямого пути в Болгарию. Болезнь его прогрессирует и он два месяца вынужден лечиться в Вене. В марте Елена и Инсаров приезжают в итальянскую Венецию. Отсюда морем Инсаров намеривается добраться до Болгарии. Елена постоянно ухаживает за Инсаровым и даже, чувствуя приближение чего-то страшного и непоправимого, в действиях своих нисколько не раскаивается. Её чувства к Инсарову только углубляются. От этой любви Елена расцветает. Инсаров же, измученный болезнью, угасает и держится только на любви к Елене и желании вернуться на родину. В день прибытия корабля Инсаров стремительно умирает. Перед смертью он прощается с женой и Родиной. Елена решает похоронить мужа в Болгарии и отправляется прибывшим за Инсаровым кораблём через опасное Адриатическое море. По пути корабль попадает в страшную бурю и дальнейшая судьба Елены не известна. В её последнем письме домой Елена прощается с родными и пишет, что ни в чём не раскаивается и видит своё счастье в верности памяти и делу всей жизни своего избранника. 2. Главным героем романа является болгарин Дмитрий Инсаров, олицетворяющий собой новое поколение людей гражданского подвига, у которых слово не расходится с делом. Инсаров говорит исключительно правду, непременно выполняет обещанное, решений своих не меняет и вся его жизнь подчинена одной высшей для него цели – освобождение Болгарии от турецкого ига. Идейный стержень Инсарова – вера в союз всех антикрепостнических сил, союз всех партий и политических течений в борьбе против сил порабощения и унижения человека. 3. Рисуя образ Инсарова, Тургенев наделяет своего героя не только редкостным умом (не каждому, впрочем, как и сейчас, удаётся поступить в Московский университет), но и отменной физической силой и ловкостью, ярко описывая сцену защиты у царицынского пруда Инсаровым Зои – компаньонки Елены от посягательств подвыпившего громадины немца. 4. Любовь в романе постоянно противопоставляется общему делу. Елене здесь многим проще, чем Инсарову. Она полностью отдаётся во власть любви и думает исключительно сердцем. Любовь её окрыляет и под действием этой великой силы Елена расцветает. Инсарову же много трудней. Ему приходится раздваиваться между своей избранницей и главной целью своей жизни. Подчас, любовь и общее дело оказываются не вполне совместимы, и Инсаров не раз пытается бежать от любви. Однако ему это не удаётся и даже в минуту гибели Инсаров произносит два характерных слова: «резеда» – тонкий запах духов Елены и «Рендич» – соотечественник и единомышленник Инсарова в борьбе против турецких поработителей. Этим противопоставлением Тургенев, вероятно, пытается донести до читателя то, что покуда в мире существует несправедливость у чистой любви всегда будет достойная конкурентка. А помочь любви единовластно воцарить над миром могут только сами люди, если все они в едином порыве протянут друг другу руки. 5. Финал романа откровенно печален и неопределёнен относительно его главной героини. Однако трагические краски, если рассматривать роман, исключительно, как очень красивую любовную историю, ещё ярче вырисовывают великую силу, которой является истинная любовь. Если же, читая роман, чувствовать в нём символический подтекст и видеть в Елене олицетворение молодой России, стоящей «накануне» великих перемен, то печальный итог произведения можно рассматривать как предупреждение автора о уязвимости и слабости единичного, пусть даже такого как Инсаров человека и великой силе людей, объединённых одной идеей.
В тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один из самых жарких летних дней 1853 года лежали на траве два молодых человека. Один, на вид лет двадцати трех, высокого роста, черномазый, с острым и немного кривым носом, высоким лбом и сдержанною улыбкой на широких губах, лежал на спине и задумчиво глядел вдаль, слегка прищурив свои небольшие серые глазки; другой лежал на груди, подперев обеими руками кудрявую белокурую голову, и тоже глядел куда-то вдаль. Он был тремя годами старше своего товарища, но казался гораздо моложе; усы его едва пробились и на подбородке вился легкий пух. Было что-то детски-миловидное, что-то привлекательно изящное в мелких чертах его свежего, круглого лица, в его сладких карих глазах, красивых выпуклых губках и белых ручках. Всё в нем дышало счастливою веселостью здоровья, дышало молодостью — беспечностью, самонадеянностью, избалованностью, прелестью молодости. Он и поводил глазами, и улыбался, и подпирал голову, как это делают мальчики, которые знают, что на них охотно заглядываются. На нем было просторное белое пальто вроде блузы; голубой платок охватывал его тонкую шею, измятая соломенная шляпа валялась в траве возле него. В сравнении с ним его товарищ казался стариком, и никто бы не подумал, глядя на его угловатую фигуру, что и он наслаждается, что и ему хорошо. Он лежал неловко; его большая, кверху широкая, книзу заостренная голова неловко сидела на длинной шее; неловкость сказывалась в самом положении его рук, его туловища, плотно охваченного коротким черным сюртучком, его длинных ног с поднятыми коленями, подобных задним ножкам стрекозы. Со всем тем нельзя было не признать в нем хорошо воспитанного человека; отпечаток «порядочности» замечался во всем его неуклюжем существе, и лицо его, некрасивое и даже несколько смешное, выражало привычку мыслить и доброту. Звали его Андреем Петровичем Берсеневым; его товарищ, белокурый молодой человек, прозывался Шубиным, Павлом Яковлевичем. — Отчего ты не лежишь, как я, на груди? — начал Шубин. — Так гораздо лучше. Особенно когда поднимешь ноги и стучишь каблуками дружку о дружку — вот так. Трава под носом: надоест глазеть на пейзаж — смотри на какую-нибудь пузатую козявку, как она ползет по былинке, или на муравья, как он суетится. Право, так лучше. А то ты принял теперь какую-то псевдоклассическую позу, ни дать ни взять танцовщица в балете, когда она облокачивается на картонный утес. Ты вспомни, что ты теперь имеешь полное право отдыхать. Шутка сказать: вышел третьим кандидатом! Отдохните, сэр; перестаньте напрягаться, раскиньте свои члены! Шубин произнес всю эту речь в нос, полулениво, полушутливо (балованные дети говорят так с друзьями дома, которые привозят им конфекты), и, не дождавшись ответа, продолжал: — Меня больше всего поражает в муравьях, жуках и других господах насекомых их удивительная серьезность; бегают взад и вперед с такими важными физиономиями, точно и их жизнь что-то значит! Помилуйте, человек, царь созданья, существо высшее, на них взирает, а им и дела до него нет; еще, пожалуй, иной комар сядет на нос царю создания и станет употреблять его себе в пищу. Это обидно. А с другой стороны, чем их жизнь хуже нашей жизни? И отчего же им не важничать, если мы позволяем себе важничать? Ну-ка, философ, разреши мне эту задачу! Что ж ты молчишь? А? — Что? — проговорил, встрепенувшись, Берсенев. — Что! — повторил Шубин. — Твой друг излагает перед тобою глубокие мысли, а ты его не слушаешь. — Я любовался видом. Посмотри, как эти поля горячо блестят на солнце! (Берсенев немного пришепетывал.) — Важный пущен колер, — промолвил Шубин. — Одно слово, натура! Берсенев покачал головой. — Тебе бы еще больше меня следовало восхищаться всем этим. Это по твоей части: ты артист. — Нет-с; это не по моей части-с, — возразил Шубин и надел шляпу на затылок. — Я мясник-с; мое дело — мясо, мясо лепить, плечи, ноги, руки, а тут и формы нет, законченности нет, разъехалось во все стороны... Пойди поймай! — Да ведь и тут красота, — заметил Берсенев. — Кстати, кончил ты свой барельеф? — Какой? — Ребенка с козлом. — К чёрту! к чёрту! к чёрту! — воскликнул нараспев Шубин. — Посмотрел на настоящих, на стариков, на антики, да и разбил свою чепуху. Ты указываешь мне на природу и говоришь: «И тут красота». Конечно, во всем красота, даже и в твоем носе красота, да за всякою красотой не угоняешься. Старики — те за ней и не гонялись; она сама сходила в их создания, откуда — бог весть, с неба, что ли. Им весь мир принадлежал; нам так широко распространяться не приходится: коротки руки. Мы закидываем удочку на одной точечке, да и караулим. Клюнет — браво! а не клюнет... Шубин высунул язык. — Постой, постой, — возразил Берсенев. — Это парадокс. Если ты не будешь сочувствовать красоте, любить ее всюду, где бы ты ее ни встретил, так она тебе и в твоем искусстве не дастся. Если прекрасный вид, прекрасная музыка ничего не говорят твоей душе, я хочу сказать, если ты им не сочувствуешь... — Эх ты, сочувственник! — брякнул Шубин и сам засмеялся новоизобретенному слову, а Берсенев задумался. — Нет, брат, — продолжал Шубин, — ты умница, философ, третий кандидат Московского университета, с тобой спорить страшно, особенно мне, недоучившемуся студенту; но я тебе вот что скажу: кроме своего искусства, я люблю красоту только в женщинах... в девушках, да и то с некоторых пор... Он перевернулся на спину и заложил руки за голову. Несколько мгновений прошло в молчании. Тишина полуденного зноя тяготела над сияющей и заснувшей землей. — Кстати, о женщинах, — заговорил опять Шубин. — Что это никто не возьмет Стахова в руки? Ты видел его в Москве? — Нет. — Совсем с ума сошел старец. Сидит по целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а сидит. Глазеют друг на друга, так глупо... Даже противно смотреть. Вот поди ты! Каким семейством бог благословил этого человека: нет, подай ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю гнуснее ее утиной физиономии! На днях я вылепил ее карикатуру, в дантановском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу. — А Елены Николаевны бюст, — спросил Берсенев, — подвигается? — Нет, брат, не подвигается. От этого лица можно в отчаяние прийти. Посмотришь, линии чистые, строгие, прямые; кажется, нетрудно схватить сходство. Не тут-то было... Не дается, как клад в руки. Заметил ты, как она слушает? Ни одна черта не тронется, только выражение взгляда беспрестанно меняется, а от него меняется вся фигура. Что тут прикажешь делать скульптору, да еще плохому? Удивительное существо... странное существо, — прибавил он после короткого молчания. — Да; она удивительная девушка, — повторил за ним Берсенев. — А дочь Николая Артемьевича Стахова! Вот после этого и рассуждай о крови, о породе. И ведь забавно то, что она точно его дочь, похожа на него и на мать похожа, на Анну Васильевну. Я Анну Васильевну уважаю от всего сердца, она же моя благодетельница; но ведь она курица. Откуда же взялась эта душа у Елены? Кто зажег этот огонь? Вот опять тебе задача, философ! Но «философ» по-прежнему ничего не отвечал. Берсенев вообще не грешил многоглаголанием и, когда говорил, выражался неловко, с запинками, без нужды разводя руками; а в этот раз какая-то особенная тишина нашла на его душу, — тишина, похожая на усталость и на грусть. Он недавно переселился за город после долгой и трудной работы, отнимавшей у него по нескольку часов в день. Бездействие, нега и чистота воздуха, сознание достигнутой цели, прихотливый и небрежный разговор с приятелем, внезапно вызванный образ милого существа — все эти разнородные и в то же время почему-то сходные впечатления слились в нем в одно общее чувство, которое и успокоивало его, и волновало, и обессиливало... Он был очень нервический молодой человек. Под липой было прохладно и спокойно; залетавшие в круг ее тени мухи и пчелы, казалось, жужжали тише; чистая мелкая трава изумрудного цвета, без золотых отливов, не колыхалась; высокие стебельки стояли неподвижно, как очарованные; как очарованные, как мертвые, висели маленькие гроздья желтых цветов на нижних ветках липы. Сладкий запах с каждым дыханием втеснялся в самую глубь груди, но грудь им охотно дышала. Вдали, за рекой, до небосклона всё сверкало, всё горело; изредка пробегал там ветерок и дробил и усиливал сверкание; лучистый пар колебался над землей. Птиц не было слышно: они не поют в часы зноя; но кузнечики трещали повсеместно, и приятно было слушать этот горячий звук жизни, сидя в прохладе, на покое: он клонил ко сну и будил мечтания. — Заметил ли ты, — начал вдруг Берсенев, помогая своей речи движениями рук, — какое странное чувство возбуждает в нас природа? Всё в ней так полно, так ясно, я хочу сказать, так удовлетворено собою, и мы это понимаем и любуемся этим, и в то же время она, по крайней мере во мне, всегда возбуждает какое-то беспокойство, какую-то тревогу, даже грусть. Что это значит? Сильнее ли сознаем мы перед нею, перед ее лицом, всю нашу неполноту, нашу неясность, или же нам мало того удовлетворения, каким она довольствуется, а другого, то есть я хочу сказать, того, чего нам нужно, у нее нет? — Гм, — возразил Шубин, — я тебе скажу, Андрей Петрович, отчего всё это происходит. Ты описал ощущения одинокого человека, который не живет, а только смотрит да млеет. Чего смотреть? Живи сам и будешь молодцом. Сколько ты ни стучись природе в дверь, не отзовется она понятным словом, потому что она немая. Будет звучать и ныть, как струна, а песни от нее не жди. Живая душа — та отзовется, и по преимуществу женская душа. А потому, благородный друг мой, советую тебе запастись подругой сердца, и все твои тоскливые ощущения тотчас исчезнут. Вот что нам «нужно», как ты говоришь. Ведь эта тревога, эта грусть, ведь это просто своего рода голод. Дай желудку настоящую пищу, и всё тотчас придет в порядок. Займи свое место в пространстве, будь телом, братец ты мой. Да и что такое, к чему природа? Ты послушай сам: любовь... какое сильное, горячее слово! Природа... какое холодное, школьное выражение! А потому (Шубин запел): «Да здравствует Марья Петровна!» — или нет, — прибавил он, — не Марья Петровна, ну да всё равно! Ву ме компрене́. Берсенев приподнялся и оперся подбородком на сложенные руки. — Зачем насмешка, — проговорил он, не глядя на своего товарища, — зачем глумление? Да, ты прав: любовь — великое слово, великое чувство... Но о какой любви говоришь ты? Шубин тоже приподнялся. — О какой любви? О какой угодно, лишь бы она была налицо. Признаюсь тебе, по-моему, вовсе нет различных родов любви. Коли ты полюбил... — От всей души, — подхватил Берсенев. — Ну да, это само собой разумеется, душа не яблоко: ее не разделишь. Коли ты полюбил, ты и прав. А я не думал глумиться. У меня на сердце теперь такая нежность, так оно смягчено... Я хотел только объяснить, почему природа, по-твоему, так на нас действует. Потому, что она будит в нас потребность любви и не в силах удовлетворить ее. Она нас тихо гонит в другие, живые объятия, а мы ее не понимаем и чего-то ждем от нее самой. Ах, Андрей, Андрей, прекрасно это солнце, это небо, всё, всё вокруг нас прекрасно, а ты грустишь; но если бы в это мгновение ты держал в своей руке руку любимой женщины, если б эта рука и вся эта женщина были твои, если бы ты даже глядел ее глазами, чувствовал не своим, одиноким, а ее чувством, — не грусть, Андрей, не тревогу возбуждала бы в тебе природа, и не стал бы ты замечать ее красоты; она бы сама радовалась и пела, она бы вторила твоему гимну, потому что ты в нее, в немую, вложил бы тогда язык! Шубин вскочил на ноги и прошелся раза два взад и вперед, а Берсенев наклонил голову, и лицо его покрылось слабой краской. — Я не совсем согласен с тобою, — начал он, — не всегда природа намекает нам на... любовь. (Он не сразу произнес это слово.) Она также грозит нам; она напоминает о страшных... да, о недоступных тайнах. Не она ли должна поглотить нас, не беспрестанно ли она поглощает нас? В ней и жизнь и смерть; и смерть в ней так же громко говорит, как и жизнь. — И в любви жизнь и смерть, — перебил Шубин. — А потом, — продолжал Берсенев, — когда я, например, стою весной в лесу, в зеленой чаще, когда мне чудятся романтические звуки Оберонова рога (Берсеневу стало немножко совестно, когда он выговорил эти слова), — разве и это... — Жажда любви, жажда счастия, больше ничего! — подхватил Шубин. — Знаю и я эти звуки, знаю и я то умиление и ожидание, которые находят на душу под сенью леса, в его недрах, или вечером, в открытых полях, когда заходит солнце и река дымится за кустами. Но и от леса, и от реки, и от земли, и от неба, от всякого облачка, от всякой травки я жду, я хочу счастия, я во всем чую его приближение, слышу его призыв! «Мой бог — бог светлый и веселый!» Я было так начал одно стихотворение; сознайся: славный первый стих, да второго никак подобрать не мог. Счастья! счастья! пока жизнь не прошла, пока все наши члены в нашей власти, пока мы идем не под гору, а в гору! Чёрт возьми! — продолжал Шубин с внезапным порывом, — мы молоды, не уроды, не глупы: мы завоюем себе счастие! Он встряхнул кудрями и самоуверенно, почти с вызовом, глянул вверх, на небо. Берсенев поднял на него глаза. — Будто нет ничего выше счастья? — проговорил он тихо. — А например? — спросил Шубин и остановился. — Да вот, например, мы с тобой, как ты говоришь, молоды, мы хорошие люди, положим; каждый из нас желает для себя счастья... Но такое ли это слово «счастье», которое соединило, воспламенило бы нас обоих, заставило бы нас подать друг другу руки? Не эгоистическое ли, я хочу сказать, не разъединяющее ли это слово? — А ты знаешь такие слова, которые соединяют? — Да; и их не мало; и ты их знаешь. — Ну-ка? какие это слова? — Да хоть бы искусство, — так как ты художник, — родина, наука, свобода, справедливость. — А любовь? — спросил Шубин. — И любовь соединяющее слово; но не та любовь, которой ты теперь жаждешь: не любовь-наслаждение, любовь-жертва. Шубин нахмурился. — Это хорошо для немцев; а я хочу любить для себя; я хочу быть номером первым. — Номером первым, — повторил Берсенев. — А мне кажется, поставить себя номером вторым — всё назначение нашей жизни. — Если все так будут поступать, как ты советуешь, — промолвил с жалобною гримасой Шубин, — никто на земле не будет есть ананасов: все другим их предоставлять будут. — Значит, ананасы не нужны; а впрочем, не бойся: всегда найдутся любители даже хлеб от чужого рта отнимать. Оба приятеля помолчали. — Я на днях опять встретил Инсарова, — начал Берсенев, — я пригласил его к себе; я непременно хочу познакомить его с тобой... и с Стаховыми. — Какой это Инсаров? Ах, да, этот серб или болгар, о котором ты мне говорил? Патриот этот? Уж не он ли внушил тебе все эти философические мысли? — Может быть. — Необыкновенный он индивидуум, что ли? — Да. — Умный? Даровитый? — Умный?... Да. Даровитый? Не знаю, не думаю. — Нет? Что же в нем замечательного? — Вот увидишь. А теперь, я думаю, нам пора идти. Анна Васильевна нас, чай, дожидается. Который-то час? — Третий. Пойдем. Как душно! Этот разговор во мне всю кровь зажег. И у тебя была минута... я недаром артист: я на всё заметлив. Признайся, занимает тебя женщина?.. Шубин хотел заглянуть в лицо Берсеневу, но он отвернулся и вышел из-под липы. Шубин отправился вслед за ним, развалисто-грациозно переступая своими маленькими ножками. Берсенев двигался неуклюже, высоко поднимал на ходу плечи, вытягивал шею; а все-таки он казался более порядочным человеком, чем Шубин, более джентльменом, сказали бы мы, если б это слово не было у нас так опошлено.
Загрузка...